Прекрасные сны под утро - шутки Унгура

[tadrala]

Сегодня под утро увидела чудесный сон. Прямо-таки кино. Причем с Томом Крузом в главной роли. Это не шутка.
Одного из главных персонажей сна звали незатейливо - Томас. Внешностью он обладал Тома Круза, разве что повыше ростом. Ещё Томас был охотником - единственным охотником на песчаных змеев.Он приманивал их танцующими движениями правой ладони, змей пытался напасть и руку заглотить, а чудо-охотник при этом сжимал их сердце, отчего змей погибал и обессиленно сваливался с руки будто перчатка не по размеру. Песчаные змеи во сне были похожи на своеобразных мурен со шкуркой ящериц. Шкурка чрезвычайно ценилась в качестве материала для предметов роскоши.
А персонаж сна, с которым идентифицировалась я, был далек от мира роскоши. Звали меня почему-то ещё менее затейливо - Сьюзен. И была я то ли студенткой колледжа, то ли каким-то лаборантом какой-то лаборатории. Надо сказать, ТВ-передачи с подвигами Томаса я видела часто. И мне было немного неловко одновременно жалеть зверушек и восхищаться охотником, который был прекрасен и благороден.
Сон начинается с того, как Сьюзен поспорила с подружками о вторичности культуры роскоши. Мол я, простая девко из Канзаса, пойду на ваш званый ужин и никто не пропалит, что я девко из Техаса, а не твоя благородная сводная сестра из Парижа. Главное же интеллект! Вообще, я была дико умная в этом сне.
И вот, прохожу я с честью все испытания: кушаю парой десятков приборов, учтиво улыбаюсь знаменитостям, многих из которых просто не знаю, танцую фигурные танцы. И даже выигрываю в какой-то игре вроде фантов на "угадай аромат". Игра только для девочек. Мужчины в это время развлекаются, как выяснилось, байками Томаса в другом зале. И вот, дурно мне становится от всех этих ароматов, и я решаю проветриться. Путаюсь в комнатах и парках. И случайно попадаю туда, куда приличным сводным сестрам из Франции попадать не следует - на мужское собрание. Где перед Томасом ставят огромный террариум с песчаным змием.
Надо сказать, что в этом сне было много чего известно о песчаных змиях на уровне мифа. А вот на уровне науки - мало. Ученые просто не успевали добраться до них до того, как они стараниями Томаса превращались в сумочки и кошельки. Поэтому смотрю я на зверя этого с казалось бы серой шкуркой, но переливающейся всеми цветами радуги, с восхищением. Перевожу руки на свои, ясен пень, тонкие перчатки и клатч и туфельки, что мне выдала подруга, и становится мне мучительно стыдно.
Меня никто не замечает, потому что я на террасе, а все в комнате. И мне нравится ощущение "тайны". Так вот. В террариуме огромный змей. Человек во фраке, наверняка, весьма знаменитый, сообщает Томасу, что это самая крупная особь, что когда либо встречало человечество. И предлагает продемонстрировать его методику охоты и потрясающее зрелище - сердце змея бьющееся в руке охотника.
Вижу я, что Томас напрягся. Потому что зверь очень велик. И чтобы достать сердце, чуть ли не целиком придется в него залезть. И вот протягивает он руку и смотрит в глаза змею. Змей рефлекторно руку хватает и начинает её заглатывать. И по плечо, и вот уже к голове подбирается. И в какой-то момент я понимаю, что Томасу уже не страшно. Что его уже почти нет - змей проник в его сознание, и сейчас будет великая охота змея-охотника. Что собственно и происходит. Свободной левой рукой томас наносит удар знаменитому во фраке и вырывает из грудной клетки сердце. Кости торчат наружу. Море крови. Сердце бьется в руке. И вот уже на полу. Прыжок, удар и вот новое сердце отсчитывает последние удары. Начинается паника.
Посреди беснующейся пока что в основном мужской толпы, я стягиваю с себя перчатки, выбрасываю клатч, скидываю туфли, и бегу искать подругу, чтобы вывести её из помещения. Подруга не ищется, а телефон я предусмотрительно держала в клатче, который выкинула.
Бегать босиком много приятнее, чем на шпильках. Поэтому я хорошо справляюсь. Наблюдаю разные сцены: жен, оплакивающих мужей, размазывая по лице их кровь, детей играющих в обломки косточек, как в шашки, на полу огромного клетчатого зала и много чего ещё вижу. Но в финале я снова должна увидеть его. Взглянуть в глаза охотника-змея. Нет в них ничего человеческого - что-то от духа, что-то от бога, что-то от рептилии, а от человека - ничего. И я одна с ним, наедине. А кожа моя пахнет недавно снятыми перчатками - его мертвыми собратьями, погибшими страшной смертью. Но так прекрасен Томас-змей, что даже уже не страшно. Подхожу ближе. И кладу ладонь на руку Томаса, которая уже покрыта чешуйками змея. Глажу её и понимаю, чего все эти люди гонятся за сумочками из этой кожи. Такой потрясающей, холодной и бархатной. Пахнущей лимонными травами - нет, не от выделки. Потому что так пахнут песчаные змеи. Плачу - понимаю, что от счастья. Вроде бы кончится сейчас все, а я плачу от счастья, от своей какой-то глупой влюбленности в персонажа из телевизора, от беспомощности научного разума перед прекрасным, самым прекрасным на свете зверем, от осознания при полном отсутствии понимания. И думаю о том, как, наверное, мое сердце будет красиво смотреться в этой руке с тонкими и сильными пятью пальцами с уже нечеловеческой кожей. Подсчитываю, сколько ещё моё сознание будет воспринимать мир вокруг - как долго я буду помнить его прикосновение.
И в этот миг чешуя начинает осыпаться с руки Томаса множеством переливающихся песчинок. И в глазах его все больше человека, нежели духа, бога или змея. Почему-то становится ясно, что теперь моя жизнь, жизнь Сьюзен, будет совсем-совсем другой. То самое жили долго и счастливо. И тут я чихаю, то ли от этой лимонной радужной пыли, то ли от непереносимости чувств. Разворачиваюсь и убегаю в прекрасный парк перед дворцом, улыбаясь себе и тому, что где-то там остались две мои радужные туфельки. И охотник, который ни о чем таком, наверное, не помнит. И мои сумасшедшие чрезвычайно изысканные подруги с перьями кетцалькоатлей в густых волосах.

Думаю, надо снимать, однозначно! Я бы второй раз посмотрела. И чтобы со стороны, а не от первого лица.